МЕТАЛЛУРГИЯ И КУЗНЕЧНОЕ РЕМЕСЛО АБОРИГЕНОВ КУЗНЕЦКОГО УЕЗДА

Принято считать, что наиболее развитой сферой деятельности у исторических предков шорцев – абинцев и бирюсинцев - до конца XVIII в. считается традиционная металлургия и кузнечество, хотя именно этот вид домашнего ремесла опутан различными фольклорными мифами и домыслами, чаще противоречащими достоверным фактам [Чудояков, 1987, с. 127 – 128; 1989б, с. 50 – 52; Шемелев, 1998, с. 84 ‑ 89]. Археологических памятников XVII ‑ XVIII вв. почти не известно, а на местах, где фиксируются следы обработки кричного железа, исследовано не более 10 горнов [Ширин, 1999, с. 210].

Судя по археологическим исследованиям и историческим документам, плавка руды к концу XVIII в. прекратилась, а кузнечество под влиянием русских приняло бытовой характер. Этому послужил уход с политической арены главных потребителей оружия – енисейских кыргызов и телеутов - и конкуренция со стороны русских кузнецов юга Сибири, а также постоянно возрастающий спрос на пушнину [Пьянзин, 2010].

Еще до постройки Кузнецкого острога из отписок томских воевод было известно, что в верховьях Томи реки татары-кузнецы «...делают доспехи и железы стрельные и котлы выковывают». Однако попытки со стороны первых кузнецких воевод наладить вывоз кричного железа и организацию местного производства для нужд казаков не увенчались успехом из-за дороговизны труда малочисленных русских умельцев и трудностей транспортировки. В счет ясака с кузнецких татар брали по 30 – 40 криц (около 1 пуда) в счет одного соболя только при отсутствии пушнины [Сергеев, 1969, с. 2005; 1973, с. 127].

По царскому наказу 1622 г. кузнецкому воеводе Е. И. Баскакову указывалось: «..А около Кузнецкого острогу на Кондоме и на Брасе (Мрасе) реке стоят горы каменные великие, и в тех горах емлют Кузнецкие ясачные люди каменье да те каменье разжигают на дровех и разбивают молотами намелко, а разбив, сеют решетом, а просеев, сыплют понемногу в горн, и в тем сливаетца железо, и в том железе делают пансыри, бехтерцы, шеломы, копьи, рогатины и сабли, и всякое железное опричь пищалей; и те пансыри и бехтерцы продают Колмацким людям, ...а иные есак дают Колмацким людям железом же» [Кузнецкие акты…., 2000, с. 80].

Вскоре после постройки острога в 1625 г. в Кузнецке была срублена государева кузница для переработки ясачного кричного железа в сельскохозяйственный инвентарь с последующей его продажей «пашенным крестьянам... и татарам по тамошней цене». В таможенных книгах Тобольска за XVII в. также указывается о регулярной доставке казаками из Кузнецка на продажу от 10 до 16 пудов «кричного и дельного железа» [Вилков, 1967, с. 58]. Об изготовлении холодного оружия и доспехов не сообщается.

В рапорте инженер-капитана Сергея Плаутина за 1745 г. указывается, что «Все Кузнецкого ведомства двоеданческие волости имеют в горах железную руду, которую они сами в юртах своих по малому числу плавят и делают котлы, топоры, а тем более они платят в Зенгорию, а те, которые поблизости к Кузнецку и деревням живут, продают железо». Но основной акцент сделан на Кондомо-Барсиатскую или Катунскую, Четтиберскую, про жителей которых прямо указывается, что «Руду оные сами плавят и тем железом более ясак платят зенгорскому владельцу, а в Кузнецк платят зверьми и промысел имеют» [Огурцов, 2008, с. 164 ‑ 165].

Царские власти старались запретить кузнецким татарам изготовлять холодное оружие, платить им алман или продавать кыргызам, джунгарам и телеутам, что постепенно привело к деградации этого вида мастерства [Кашин, 1934, с. 82]. Однако ещё в 1713 г. джунгарский сборщик алмана, будучи в Кондомских волостях, «…велел готовить алман на контайшу на человека по 30 полицкуяшных в длину поларшина (36 см), в ширину по четверте (18 см) да по 30 стрел железных, по 2 бугача железных, по наковальне, по 2 молота и клещам, а если не дадут, то Манзу грозит их всех перевешать …» и «… что велел готовить алман против прежних лет да сверх того алман на себе с каждого улуса по 100 полиц железных в длину и ширину по четверти (18 см) да по 100 стрельных желез, по 2 бугача, по котлу по 2 молота да по клещам и увез в Телеутскую землицу неведомо для чего брата ево…» [Цит. по Бобровский, 2013, с. 144 – 146; Овсянников, 2016, с. 265]. Но для кузнецких татар тогда это было невыполнимо.

В рапорте Кузнецкого воеводы майора Шапошинова командующему войсками Сибирских линий генерал-майору Х. Х. Киндерману в 1745 г. прямо указывается «…о не опускании как возможно секретно и искусным образом с Кондомских волостей приехавшим от зенгорского владельца сборщикам алману собирать железными таганами и котлами … велено ему ясачным башлыкам объявить, чтобы они зенгорскому владельцу алман давали зверем или чем иным, кроме железных котлов и таганов. А железо якобы потребно в Кузнецк на котлы, таганы и к печам на связь на связи протчее употребление вновь начинающимся строится в Кузнецку винным и пивным немалым заводам, чтобы в строении оных за неимением в Кузнецку железа не последовало остановки, ибо они, ясачные, и сами знают, что в Кузнецке в Кузнецк железа ниоткуда на продажу не вывозят. И притом же велено их обнадёжить, что оное у них для той надобности примется в казну Ее Императорского Величества по цене в ясак…» [Пространство Северного Казахстана и Сибири в исторической ретроспективе XVIII в. …, 2013, с. 33, 37].

Частыми стали угоны двоеданцев из Кондомских волостей в Джунгарию «… многие умеющие кузнечного мастерства забраны во владение зюнгорское, делают на оного зюнгорского владельца ружье и стрельные железца, пансыри и куяки, и за ту их работу дается от Галдан Черена жалование, а прежде они имели жительство в Елейской 9 человек, Кузенской 8 человек, Шерской 4 человек, Щелькальской 5 человек, Верхкумандинской 8 человек, итого 34 человека. Всех забрали с женами и детьми…» [Бобровский, 2013, с. 144 ‑ 146].

Железную руду кузнецкие татары добывали в «поверхности гор слоями» или по долинам рек под дёрном, потом на месте переплавляли в горнах в крицы, а уже их доставляли на плотах по Кондоме и Мрассу или на вьючных лошадях к местам вторичной переплавки в улусах. По разным источникам, у предков шорцев прослеживалось несколько типов плавильных печей. Первый тип – это углубление в земле полусферической формы с поперечным диаметром около 1,5 м, обмазанное слоем глины. Такая печь была раскопана геологом В. Юришем в низовьях Мрассу у п. Тоз в 1960-х гг. Но находки, датируемые им XV – XVII вв., в фондах музеев не сохранились [Юриш, 1968, с. 59]. Технология выплавки в такой печи археологами считается достаточно совершенной. Железо выплавлялось из сидеритовой руды с предварительным обжигом. Вполне вероятно, что тогда целые семьи абинцев специализировались в изготовлении железных изделий для обмена и уплаты алмана кочевникам. Производство железных изделий было для них главным источником существования и являлось мужским занятием [Сунчугашев, 1979, с. 153].

Второй тип – плавильные печи различной формы (яйцевидной, конусообразной, сферической) с поперечным диаметром не более 50 см были описаны в 1734 г. участником академической экспедиции И. Г. Гмелиным в д. Гадевой в низовьях Кондомы: «...Наконец, нас ввели в одну юрту, у входа в которую мне в глаза бросилась домница. Ясно, что для плавильной печи не требовалось специальной юрты и что для этой цели оказалась пригодной любая юрта. В этой же юрте живут и люди…

Печь стоит там же, где обычно находится очаг для варки пищи, лишь есть небольшая яма. Это углубление, имеющееся у всех татар на месте очага, образует часть домницы. Глиняное сооружение над ямой одинакового с ней поперечника около полуфунта (15 см), кверху сужается, и верхний поперечник на расстоянии фута от пола не превышает полутора дюймов (3,8 см); всё это составляет вместе с ямой плавильную печь. Впереди есть отверстие, которое при плавке замуровывают, а сбоку есть другое, в которое вставляют два меха.

Вся работа выполнялась двумя татарами; один попеременно подносит уголь и руду, причем руды он брал на закладку не более того количества, которое умещается на кончике ножа, руда употреблялась в мелко измельченном виде. Таким образом он заполнял всю печь, а другой парень в это время дул двумя мехами. Как только уголь немного осядет, приносится новая порция руды и угля, и все это повторяется до тех пор, пока не будет засыпано в печь около трех фунтов руды (1,7 кг). Больше туда зараз не входит. После того, как засыпана последняя руда, плавильщик, подув немного мехами, щипцами вынимает замурованный снизу камень. Крица лежит там же, в яме; ее извлекают из-под углей и очищают от прилипшего шлака, постукивая об нее чурбаком. Из трех фунтов руды (1,7 кг) получают около двух фунтов железа (1,1 кг), которое хотя и выглядит довольно нечистым, однако на деле оно хорошее. Все это мы наблюдали в течение полутора часов» [Гмелин, 2003, с. 102]. Это же описание позднее в своей работе приводит И. Г. Георги [Георги, 2007, с. 268].

Томские археологи обнаружили в ЦГДА, кроме полевых записей И. Г. Гмелина, зарисовку процесса плавки и выгонки араки другого участника экспедиции ‑ художника И. В. Люрениуса. На рисунке кроме двух кузнецких татар изображена небольшая работающая плавильная глиняная печь с двумя кузнечными мехами, наковальней с пробойником, двумя корзинами с рудой и древесным углем. Это значительно помогло им сопоставить рисунок с текстом и уточнить детали процесса плавки [Водясов, 2016, с. 337].

К этому же типу можно отнести горны, случайно раскопанные в 1930-е гг. краеведом К. А. Евреиновым в черте современного г. Новокузнецка [Евреинов, АНКМ. НФ-Д. Оп. 1. Р. 2. Д. 52].

К. А. Евреинов по формам днищ и обломкам стенок сделал графическую реконструкцию с размерами древних железоделательных печей. При этом он использовал некие устные воспоминания, полученные от старейших жителей окрестных шорских улусов, которые, как отметил археолог Ю. В. Ширин, до мельчайших деталей совпали с описаниями И. Г. Гмелина и И. Г. Георги, а также с реконструкциями найденных при раскопках печей. Если принять на веру это утверждение К. А. Евреинова и возможную «стойкую генетическую память» абинских стариков, то традиционная плавка должна была сохраняться до середины XIX в., что не подтверждается другими источниками.

Раскопки Ю. В. Ширина в 1990 – 2000-х гг. на территории современной Горной Шории и особенно на поселении Тешь-5 в бассейне р. Кондомы в 1 км к северу от с. Кузедеево, в устье левого притока р. Тёш – р. Балабачихи, позволяют уточнить конструктивные особенности домниц кузнецких татар. В ходе раскопок одного из жилищ на р. Тёшь был исследован довольно хорошо сохранившийся металлургический комплекс.

Как следует из материалов раскопок, такие печи периода угасания металлургии в XVIII в. располагались в жилой юрте или на месте очажной ямки у входной стены, или у противоположной входу стены по центральной оси жилища, или, видимо в летнее время, рядом с каркасной юртой одаг под жердяным навесом. Углубление диаметром примерно 50 см и глубиной до 20 см в глинистой почве пола дополнительно было проложено двумя слоями бересты и обмазано между ними и снаружи по всему углублению печи глиной, вероятно для изоляции от грунтовых вод. Толщина глиняных стенок основания не превышала 10 см.

Съёмная глиняная конструкция печи имеет полусферическую или коническую форму диаметром в основании до 32 см и высоту до 35 сантиметров. В верхней её части имелось сквозное круглое отверстие диаметром до 10 см для засыпки железным ножом поочередно древесного угля и мелко измельченной железной руды. Толщина стенок съёмной крышки уменьшалась к вершине от 2,5 до 1 см. Вдоль внутренней кромки основания выбран уступ для более плотного охвата низкого бортика ямы.

В стенке крышки делалось два отверстия: одно в виде арки 14х12 см служило для извлечения крицы и шлака железными клещами кыскаш и во время плавки замуровывалось хорошо подогнанной глиняной пробкой толщиной до 3 см; к другому, круглому, присоединялось глиняное сопло из белой огнеупорной глины внешним диаметром 4,5 см, длиной до 12 см и с раструбом-переходником диаметром 2,5 см для подвода мехов в виде двух кожаных мешков с клапанами, изготовленных из снятой чулком шкуры с ног лошади. Перед началом плавки швы у печи вдоль дна крышки и у боковых технологических отверстий замазывались глиной.

После окончания плавки полученную рыхлую крицу вынимали через вскрытое отверстие железными клещами, проковывали её большими деревянными молотками на каменной наковальне таш дожу, пока она не остыла, чтобы «обжать», т. е. освободить от шлаков, превратив в монолитный кусок. Из полученной крицы-бруска используя зубила, клещи и железные молотки, ковалинаконечники стрел, копья, панцири, сабли, удила, тавро для лошадей, мотыги-абылы, котлы, кувшины, кольца, серьги, раскаляя заготовки на древесных углях с использованием таких мехов, как при плавке. Для вторичного использования печь заново готовили, освобождая от шлаковых лепёшек со дна ямы и заново промазывая глиной [Ширин, 1999, с. 215].

Примечательно, что археологу Ю. В. Ширину у остатков плавильных печей на месте бывших улусов не удалось обнаружить деталей холодного оружия и кованых доспехов, которые, судя по историческим запискам, изготавливались в большом количестве для кочевников. Неясным остается источник, позволивший новосибирским археологам утверждать об использовании изделий «шорских оружейников?» русскими служилыми воинами в Южной Сибири [Борисенко, 2007, с. 185 ‑ 187]. Сообщение краеведов о случайной находке некой «шорской кольчуги» на реке Пызас в 1960-х гг. выглядит очень сомнительным [Улагашева, 1996].

Более вероятной может быть гипотеза, что к степнякам вывозились только обработанные крицы, а там местные мастера делали весь набор оружия и снаряжение для верховых лошадей. Есть сведения об уводе кузнецов к джунгарам из «Елейской, … Шерской» и других Кондомских волостей в 1744 г. [Бобровский, 2013, с. 146]. Исследование кольчатого панциря из фондов Новокузнецкого краеведческого музея позволило предполагать, что он по технике склепок колец сделан русскими кузнецами в XVII в. и принадлежал казакам Кузнецкого острога [Мартюшев, 2017б, с. 83]. Ранее археологи отмечали широкое развитие металлургии и кузнечного ремесла не только в Горной Шории, но и на Алтае и в верховьях Абакана [Зиняков, 1988, с. 123 ‑ 138; 2014, с. 85; Сунчугашев, 1979, с. 147 ‑ 163].

Несмотря на распространение русских кузнечных инструментов и новой технологии кузнечного дела, у шорцев сохранялись традиционные приспособления для обработки металлов, о чём свидетельствует своя, тюркская терминология. Так, пулелейка, представляющая собой кованые плоскогубцы с округлой выемкой внутри для заливки свинца, у шорцев до сих пор называется окурчан-оргуш-льячка или калып. Большая часть кузнечного инструмента имеет такие же названия, что и инструменты у русских [Шорцы. Каталог этнографических коллекций музеев России…. 1999, с. 187 – 192].

В конце XIX ‑ первой четверти ХХ в. у шорцев, проживавших по соседству с переселенцами, появлялись мастера, овладевшие кузнечным ремеслом от русских. Набор кузнечного инструмента у всех был универсальный: молот, наковальня, молоток-ручник, клещи, перка, щипцы, зубило, оправка и т. п. Местные кузнецы ковали детали для сельскохозяйственных орудий – наконечники для сох, рабочие части для литовок, серпов, лопат, топоров, вил, ножей. Ковали свой собственный кузнечный инструмент и на заказ плотникам и столярам, детали охотничьих ружей. Эта устоявшаяся традиция сохранялась и в колхозный период до начала 1970-х гг.

К началу ХХ в. только в одном Кузнецке было 13 частных кузниц, где ремонтировали вёдра, лейки, чайники из жести, выковывали подковы и подковочные гвозди, изготавливали железный ход к телегам, оковывали колёса, сани, делали водосточные трубы к домам, железные печи и трубы к ним. Листовое железо и другие материалы доставлялись с Алтайских железоделательных заводов и продавались в купеческих лавках Кузнецка [Майорова, 1999, с. 77 – 78].

С развитием торговли в городах Сибири, пуском Гурьевского и Томского металлургических заводов металлическая утварь стала приобретаться на ярмарках. Особо ценились изделия Томского и Гурьевского металлургических заводов: чугунные гусятницы, жаровни, сковороды и рукомойники. До сих пор шорцы используют плоские котлы кооргуш и глубокие казан, сковороды, ухваты капкыш, кочерги козеге, чайники, самовары кустарного производства. Охотно приобретались на ярмарках и тульские медные, позднее – никелированные самовары. В русских печах пищу готовят в чугунках – горшках грушевидной формы, а хлеб пекут в сковородах. Используются чугунные кувшиновидные сосуды роче с высоким горлом производства Абазинского и Гурьевского заводов, составляющие комплект самогонного аппарата.

В.М. Кимеев,

А.И. Копытов

из монографии «Горная Шория. Историко-этнографические очерки»